Студенческие годы – одна из вех, определяющих жизнь человека, а общность по отношению к вузу – повод для гордости. Где бы ни оказались выпускники Томского госуниверситета, какой бы профессиональный путь не выбрали, Томск для них – alma mater. В третьем сезоне проекта «Выпускники ТГУ» мы собрали истории, как учились и с чего начинали люди, связавшие жизнь с предпринимательством и IT.

Университетская страсть: как выпускница ТГУ Ада Бернатоните развивает в Томске кинопедагогику

Знакомы ли вы с творениями Пьера Паоло Пазолини? Гениально снятые картины («Царь Эдип», «Теорема», «Декамерон», «Цветок тысячи и одной ночи» и другие), яркая жизнь и трагическая смерть. Именно с этим режиссером оказалась тесно сплетена и жизнь Ады Бернатоните — педагога, киноведа, переводчика итальянских стихотворений. А проводником к итальянской культуре для нашей героини во многом стал ТГУ.

Маркес, Кендзабуро, Бальмонт, Мандельштам и студенческая страсть к импрессионизму

Почему я пришла на филологический факультет? А потому что я в своей жизни ничего не умела, кроме как читать. Я читала запоем и понимала, что где-то там я найду себе место.

Я поступила в 1984 году, мне было 16, я боялась всего, комплексовала, была довольно средненькой студенткой. В то же время я действительно много читала, постоянно была в какой-то рефлексии после прочитанного. Для меня очень многие педагоги были учителями не в смысле, что сдала экзамен и забыла, а в смысле, что они остались со мной на всю оставшуюся жизнь. Например, Агнесса Андреевна Ачатова мне открыла серебряный век: Бальмонта, Мандельштама.

Моим богом среди преподавателей была Вера Михайловна Яценко. Первый человек, который сказал, что я что-то из себя представляю. Вплоть до 4 курса я думала, что я – полный ноль и где-то там скребусь и что хочу доказать. А Вера Михайловна это изменила. Во-первых, это была первая моя пятерка за весь курс обучения, сдавала историю зарубежной литературы. Во-вторых, она меня влюбила в Маркеса и Кэндзабуро, они остались для меня на всю жизнь любимыми авторами. А еще я любила французский. И она постоянно на лекциях вставляла какие-то французские словечки, а когда я отвечала, она очень классно умела поддержать и постоянно повторяла во время моего ответа: “bien sur, Ada, bien sur”. И вот когда мне очень плохо в жизни, я себе это повторяю: “bien sur, Ada”.

С одногруппниками мы дружим всплесками. И с возрастом начинаешь дружить с теми, кого ты не понимал в юности. Может, ты сам хотел быть на него похожим, но боялся. Или не принимал в нем то, что и в себе не принимал, а сейчас принял. Я начала верить, что только в юности у тебя появляются те люди, которые становятся твоими друзьями по жизни и оказываются с тобой в самые странные моменты, и ты понимаешь, что они были с тобой всегда. Во взрослой жизни уже обретаешь коллег, но рвутся  профессиональные связи – и человек перестает быть тебе другом. А друзья – только из юности. В этом я четко убедилась. Например, одна моя одногруппница, с которой мы не поддерживали связи, недавно вернулась в мою жизнь.  Мало того, что буквально за месяц она многие вещи мне объяснила, так еще и подарила поездку в Новосибирск на Кармен, узнав, что люблю оперу. После этого месяца, наверное, мы будем друзьями до конца жизни.

Обитали мы в БИНе. Я часто сидела на первом этаже, пила газировку и ела бутерброды с селедкой. Они там были безумно вкусными. Потому, если кто-то искал Аду, одногруппники говорили: поищите на первом этаже, только узнайте,  есть ли в меню селедка, газировка и желе.

Диплом я писала об импрессионистическом начале в творчестве Бальмонта. Буквально “за хвост” притянула Рериха, сама удивляясь собственной смелости. Но я не боюсь говорить или делать разумные глупости. Мой принцип – делай все, что угодно, чтобы это не вредило тебе и другим. В итоге навредила только себе: поставили тройку.

Я была помешана на импрессионизме и мне хотелось доказать, что серебряный век весь импрессионистичен. В этом убеждении дошла до влияния востока на Бальмонта. А потом спустя годы мне попалась брошюра «Бальмонт и Япония», где практически слово в слово излагались мои бредовые идеи. Это та самая ноосфера: когда идея прилетает, она кажется бредовой, но потом она воплощается в реальность.

Я не поступила во ВГИК с первого раза. И была счастлива

Вектор по кино у меня определился в 5 лет – я ходила в кинотеатр «Октябрь». директором кинотеатра был друг моей бабушки, и я ходила из зала в зал, практически там пропадая. В районе 10 лет я знала, кто такая Анни Жирардо, в районе 12 я поняла, что мой любимый актер Мишель Пикколи. Очень много французского кино смотрела, польского, советского, румынского, венгерского.  И кино помогло мне спастись от жизни, определиться с ней.

В детстве, конечно, хотела быть актрисой. У меня же невероятные актерские способности, я бы могла потягаться с Фаиной Георгиевной, ха-ха. В советском союзе все хотели быть либо актрисами, либо космонавтами. И это все-таки – внешняя сторона кино, видимая и понятная.

После выпуска с филфака у меня было 2 мысли: либо пойду во ВГИК, либо буду поступать в литинститут на переводчика. В итоге год проработала учительницей в школе и на следующий год пошла во ВГИК на киноведческое отделение.

На первом же экзамене я провалилась. Я решила попробовать снова и поехала на будущий год. А в кулуарах ВГИКА узнала, что, оказывается, в этом году мастерскую набирает Валентин Иванович Михалкович. Мой любимый киновед и историк кино. Я выросла на его статьях. Боже мой! Тогда я и поняла, почему я провалила прошлый год. Это было счастье!

Я поступила к нему, мы идеально нашли общий язык. И он мне очень помог в жизни, заменил отца, поддержал в ситуациях, где другие просто бы сдались.

Когда во ВГИКЕ узнавали, что я из ТГУ, на меня по-другому начинали смотреть (и преподаватели, и студенты) — с пиететом. Так что ТГУ мне набивал имиджа полные карманы.

Если в Томске я скрывалась от всего мира в книгах, там я вырывалась в какой-то жизненный поток. И самое интересное, что я не мыслила себя без кино и понимала, что так или иначе свяжу свою жизнь с кинематографом, но как это будет выглядеть – не знала.

Назад в ТГУ: магистратура и итальянские путешествия

Когда ушел в иной мир мой отец – мне захотелось чего-то, что я не воплотила в жизни. Этим чем-то был итальянский язык. Так что спустя 30 лет жизни я поступила в магистратуру ТГУ к любимейшей Ольге Борисовне Лебедевой и Александру Сергеевичу Янушкевичу на русско-итальянские литературные взаимодействия. Всегда шучу: не прошло и 30 лет, как я сменила синий диплом филфака на красный. Только до этого диссертацию по Пьеру Паоло  Пазолини и получила красный диплом ВГИКА.

Когда я только пришла поступать, отвечала, естественно, серебряный век. Экзаменатор мне сказала: “А что вам от нас надо?” Я говорю: итальянский. Она говорит: надо поговорить с Ольгой Борисовной, может, можно будет в Неаполь съездить. Я говорю: КУДА? Я готова, поговорите?

Я пришла к Ольге Борисовне и долго думала, о чем писать. Сначала шла речь об образе гостя в русской литературе, и я туда “скинула” всех. В итоге у меня все персонажи оказались гостями. Но в этом что-то есть.

Знаковым человеком для меня был и остается итальянский режиссер Пьер Паоло Пазолини. Творец с очень тяжелой судьбой и невероятной смелостью. Он первым в патриархальном мире с папой на престоле в открытую сказал: “Отец, я ненавижу тебя”. И он всю жизнь был для меня моральной поддержкой.

Поскольку я занималась зарубежным кино и Пазолини, за лучший диплом по зарубежному кино получила премии С.В.Комарова (первый автор учебника по зарубежному кино) и журнала «Киноведческие записки. Забродин в шутку называл меня “главным Пазолиниведом страны”.

Спасибо Ольге Борисовне Лебедевой еще и за то, что поездки на этой специализации магистерской программы были постоянно. И в магистратуре у меня случилась поездка в Италию. Я и раньше там была, но в этот раз открылся новый пласт страны. Я 2 месяца проходила стажировку в Вероне. Язык хорошо понимала и скорее почувствовала, привыкла к нему. Я, например, погружаюсь в переводы – вплоть до того, что ритм точек с запятыми соблюдаю, хотя в наших языках они разные.

Помимо Пазолини, у меня есть действительно классные переводы Чезаре Пввезе. Его легко переводить в силу лексики, а вот в части синтаксиса сложно. И это его мысль, а не Бродского: “Смерть придет и у нее будут твои глаза”. Но он очень сложный с точки зрения соблюдения формальных признаков, строки, ритма, ух как я упарилась! Я даже Джанни Родари переводила, стихи. Из прозы переводила только дневники Пазолини и сейчас очень хочу заняться рассказами Альдо Палаццески, это такой итальянский Шукшин, хотя со мной в этом многие не соглашаются. У меня есть мечта опубликовать мои переводы. Они стоят того, чтобы их читали. И не потому что они мои, а потому что это – Павезе, Пазолини, Родари. И это никто никогда не переводил. Я перевела весь сборник «Carne e сielo», удачное название нашла: «Плоть и дух». В сборнике сравнила Пазолини с Мандельштамом. Это и был итог обучения у Ольги Борисовны, и мою благодарность ей очень сложно измерить: настолько она велика. Во многом своим становлением как киноведа, как человека и как исследователя я обязана именно ей.

Также была поездка в Болонью, где учился Пазолини, была поездка в Сало, где снимался фильм Сало или 120 дней Содома». И та самая республика Сало, которую Муссолини подарил Гитлеру. И когда я узнала, что Верона и Сало не так далеко друг от друга, я туда направилась сразу. Хозяин квартиры, где мы жили, часто возил нас в разные интересные места, и, куда бы мы не приезжали, рассказывал: здесь такой-то фильм снимался, здесь такой-то.

Итальянцы постоянно мне устраивали проверки. Как ни странно, я их проходила. Однажды сын итальянца, у которого мы жили, приехал из Милана, а он был поклонником Пазолини. Отец ему сказал, что я писала диссертацию о Пазолини. Первая фраза парнишки: «Привет, это ты специалист по Пазолини? Как расшифровывается “Рогопаг”?» Отец говорит: Сына, это очень сложный вопрос. Да почему сложный? Росселини, Годар, Пазолини, а последнего не помню, Георгиди, кажется. “Да-да-да, тест прошла!»

Эти 2 года магистратуры у меня были совсем безумные: там уходила прежняя Ада и рождалась новая. Сначала еще более категоричная и безумная, а потом пришло умиротворение и понимание, что я из себя представляю, понимание своего места в жизни. Мне очень хотелось докторскую сделать. И я думала: может, по литературе? Нет, все-таки по кино. Потом решала: по культурологии. Сейчас как раз работаю над этим. Надеюсь, в ближайшие 2 года еще одна новая Ада родится. 

Я даже смеюсь — как только у меня появилась магистратура и кинопедагогика — мне больше ничего менять не надо. У меня уже все настолько интересно и насыщенно, что боли просто нет и быть не может. Всего хватает и все понимаю.

Как повысить насмотренность? Приклейте себя к стулу и смотрите!

У меня довольно большой опыт преподавания, средний педагогический стаж — около 30 лет. В ТГУ я 2 года работала в газете «Альма матер», потом оказалась вновь педагогом в школе и до 2000 года преподавала русский и литературу. Потом я поработала в “Аэлите”, в Кинопрокате Андеграунда и с 2007 года я в ТГПУ. В курсе «Теория и история МХК»  я сейчас преподаю студентам театр, кино и литературу.

Сейчас для студентов у меня нет задачи ни стать учителем, ни стать другом. Хочу быть проводником, Вергилием. Хочу их увлечь, чтобы ребята полюбили кино, как его люблю я, чтобы знали, как знаю я. Хочу, чтобы у меня были равные собеседники, с ними было, о чем поговорить и о чем поспорить. Это про желание смотреть, читать, а не зубрить на короткий срок.

Для меня история кино существует только в контексте педагогики. Я не считаю, что кинематограф – дело избранных и не уважаю насмотренных людей, которые амбициозно рассуждают о кино. Терпеть не могу кинокритиков, которые считают, что знают все, а остальные не знают и знать не могут. Как повысить уровень насмотренности? Садитесь и смотрите все, приклейте себя к стулу. Рано или поздно количество перерастет в качество. А когда ты будешь смотреть все, ты поймешь, что хорошо для тебя, а что – плохо.